Русский национализм на пороге третьего десятилетия XXI века

Материал из Исследовательский центр «СОВА»
Перейти к: навигация, поиск

Александр Верховский

Задача представить место русского национализма в сегодняшнем политическом спектре России крайне осложняется тем, что деградация политической сферы в стране зашла уже так далеко, что стало затруднительно говорить об идеологическом спектре и выделять именно политических акторов, а не идейно ориентированных писателей. Однако, не пытаясь представить здесь ту эволюцию, которая привела к сегодняшнему положению вещей, можно попробовать кратко определить состояние русского национализма к исходу 2021 года, опираясь на его основные классифицирующие признаки.

Как можно классифицировать русский национализм

Политически национализм можно классифицировать по тому, как та или иная группа националистов определяет нации вообще и как выделяет именно «свою» – ту, интересы которой группа будет защищать. Важно также, от кого группа считает нужным «свою» нацию защищать. Конечно, понимание этих вопросов у групп может быть довольно подвижно, так что строгая классификация (например, по популярной дихотомии «империя vs национальное государство») невозможна. Тем не менее в общих чертах все группы националистов воображаемую ими нацию и ее врагов так или иначе описывают, так что какая-то классификация вполне возможна.

Разумеется, националисты могут решительно расходиться во мнениях и по многим другим вопросам – о монархии и республике, об экономическом укладе, об отношении к религии, к действующему правительству и т.д. В России, конечно, к этому добавляются различия в отношении к СССР и всему, что с ним связано.

В 1990-е годы националистов можно было классифицировать именно по этим признакам[1]. В 2000-е годы, со сменой активистской базы, эти разногласия стали играть заметно меньшую роль, что сделало движение националистов значительно более цельным[2]. Но в 2014 году появилось разногласие, которое решительно разделило всех, – это отношение к войне в Украине[3], и оно не преодолено до сих пор.

Националисты могут выступать с разной степенью радикальности. Радикальность может проявляется на программном уровне, например, выдвигаются ли прямые требования депортации «чужаков» или нет. Может она проявляться и на уровне практических действий, здесь главный критерий – поддерживает ли та или иная группа насильственные методы (не говоря уж о том, чтобы их практиковать).

Наконец, в авторитарном государстве принципиальное значение имеют отношения с властями. Для образования коалиций этот классифицирующий признак часто оказывается даже важнее, чем любой иной.

Но следует также иметь в виду, что национализм политически может быть представлен не только в виде политических партий или движений, для которых националистическая повестка безусловно стоит на первом месте, но также в виде групп внутри других структур, не националистических по преимуществу. Такие группы сложнее сравнивать по взглядам с самостоятельными националистическими организациями. Если эти структуры сами по себе имеют большой вес, националистический элемент внутри них может играть более важную роль в политике, чем определенно националистическая, но маленькая организация.

Пара слов об отношении власти к национализму

Политическое развитие русского национализма с момента разгрома партии и блока «Родина» в 2006 году и исчезновения организованных националистов в парламенте после выборов 2007 года протекает в обстановке исключения русского национализма из системной политики. Конечно, в ней присутствует ЛДПР Владимира Жириновского, и когда-то Жириновский мог заслуженно называться фашистским лидером, но задолго до своей кончины в 2022 году он утратил какую бы то ни было определенность в идеологическом окрасе, его партия лишь имитирует политическую деятельность. А когда эта деятельность вдруг локально становится политической, как можно было видеть на примере событий в Хабаровске в 2018–2020 годах, националистический элемент в ней просто незаметен. В Думе на 2022 год присутствует также лидер возрожденной партии «Родина» Алексей Журавлев, но большую часть своей парламентской карьеры он представлял «Единую Россию» (а сейчас – ЛДПР) и ничем, кроме некоторой экстравагантности, он не выделяется.

Русский национализм с середины 2000-х годов, таким образом, политически развивался как оппозиционный и преимущественно внесистемный феномен. Не меняло дело и то, что власти временами манипулировали радикальными националистами (наиболее известна в этом смысле история «Русского образа») или допускали существование лояльных националистических идеологов (см. ниже). Война в Украине создала ситуацию, в которой стало теоретически возможным формирование лояльного режиму националистического движения, но эта возможность не была реализована[4].

Российский политический режим был в 2000-е годы подчеркнуто не идеологическим. Лишь с начала 2011 года, после беспорядков, устроенных фанатами и ультраправыми в центре Москвы, началось формирование какого-то официального подхода к национализму – как реакция на низовой этнический национализм, в котором власть видела опасность для сохранения стабильности[5].

Формирование это, очень медленное и неубедительное поначалу, было несколько ускорено в 2012 году, когда в связи с протестами впервые понадобилась мобилизация поддержки режима снизу. Тогда речь шла скорее об обращении к «традиционным ценностям», чем к националистическому дискурсу. А чуть позже русский этнонационализм был частично апроприирован властями в форме антимигрантской кампании 2013 года[6].

Потом случился киевский Евромайдан, обостривший официальный антивестернизм, за ним возникла срочная необходимость обоснования «возвращения Крыма» и далее – войны на Донбассе. И вот тут официальный национализм наконец стал вполне заметным явлением[7]. Особенно заметным – на фоне снижающейся низовой националистической активности, о чем речь пойдет ниже.

Но это ни в коей мере не повлекло формирования организованных националистических структур в рамках системной политики. Ни «Родина», ни другие националистические организации не упрочили свои позиции. Разве что было санкционировано и в январе 2021 года завершилось слияние деградирующей и безыдейной партии «Справедливая Россия», одной из четырех парламентских партий, с двумя политтехнологическими партийными проектами с националистическим уклоном. Один – партия «Патриоты России». В 2000-е годы она действительно сотрудничала с ультраправыми, но в 2010-х годах ее идейная активность проявлялась разве что в участии в акциях «Антимайдана». Другой проект – это созданная под Захара Прилепина партия «За правду». В манифесте объединенной партии левый популизм лишь чуть скрашивается националистическими антизападными нотками[8], так что, похоже, власти не готовы допускать русский национализм в «системную политику» даже в ослабленной форме.

Впрочем, политический режим даже в более острые для него моменты, например, в 2012 и 2014 годах, допускал мобилизацию снизу в свою поддержку лишь в очень ограниченном масштабе и ненадолго[9]. А в начале 2020-х годов можно видеть, что строго провластные националистические группы, как Национально-освободительное движение (НОД) и SERB[10], не только не развиваются, но их деятельность, варьирующаяся от ненавязчивого пикетирования до хулиганских нападений на оппозиционеров, крайне ограничена.

Национализм и КПРФ

Немного выбивается из этой схемы только главная сила признаваемой властями оппозиции – КПРФ Геннадия Зюганова. Эта партия с середины 1990-х годов выступала как ядро, а затем основная сила объединения коммунистов разной степени левизны с симпатизирующими СССР националистами[11]. С самого начала существования КПРФ произвольно комбинировала элементы русского этнонационализма с имперским российским национализмом. Сам Зюганов на рубеже 1980–1990-х годов строил карьеру как аппаратчик КПСС и одновременно как националистический деятель. В 2000-е годы он продолжал в том же духе: например, на подъеме националистических настроений в 2003 году он выпустил книгу «Святая Русь и Кощеево царство. Основы русского духовного возрождения» и снова рассуждал о «сионизации России»[12]. Радикальность национализма других партийных деятелей варьировалась очень широко, но в целом неуклонно снижалась за все время существования партии.

КПРФ и идейно, и практически поддерживала восточно-украинскую ирреденту, продолжает выступать со строго антизападных позиций, восхвалять Сталина. Впрочем, все это скорее можно описать как эксплуатацию советской ностальгии в смеси с поддержкой официального курса на «вставание с колен». При этом поддержка курса может иметь и оппозиционный вид: КПРФ не правящая партия, поэтому она, например, на рубеже 2017–2018 годов активно проводила митинги против сугубо гипотетического возвращения Курильских островов Японии, и проводились они с участием некоторых националистических групп[13]. Сложно, однако, сказать, в чем – именно в части националистической повестки – КПРФ оппонирует властям.

С националистами как таковыми КПРФ продолжает время от времени официально блокироваться. Достаточно сказать, что Павел Грудинин, кандидат в президенты от КПРФ на выборах 2018 года, изначально выдвигался коалицией маленьких националистических групп – Постоянно действующим совещанием национально-патриотических сил России (ПДС НПСР)[14]. Далее КПРФ действительно сотрудничала с ПДС НПСР на выборах[15]. Но сотрудничество такого рода эпизодично и настолько неравно, что вряд ли следует считать его важным для самой КПРФ.

В программе КПРФ «русский вопрос» упоминается лишь мельком. Для презентации националистических аспектов партийной политики внутри КПРФ есть движение «Русский лад» Владимира Никитина, но советская ностальгия и в этом движении перевешивает многочисленные апелляции к русскости и православию[16]. Лишь время от времени сам Зюганов напоминает о своем фундаментальном убеждении, что православие, «русскость», величие созданной русскими империи и социализм – это все практически одно и то же[17].

Любопытно, что более радикальные коммунисты чаще оказываются и более явными националистами. В наиболее яркой степени это проявляется в отчасти близком радикальным коммунистам аморфном низовом движении «граждан СССР», но в его отношении можно даже усомниться, политическое ли оно[18].

Полуполитические экосистемы лояльного национализма

Идейно близок к КПРФ в части националистической повестки целый ряд лояльных к властям групп, организаций и отдельных авторов, даже если они определенно не «красные». Речь идет не об официальных пропагандистах, а именно о сообществах идейных акторов, которые пытаются опираться на сотрудничество с властями для продвижения своей повестки. Впрочем, нужно признать, что сотрудничество тут никак не может быть равным из-за несопоставимости политического веса сторон. К тому же российская власть и не предполагает, конечно, настоящего сотрудничества ни с какими общественными группами.

Здесь по большей части мы видим не организации в политическом смысле, а скорее – «экосистемы»[19], включающие писателей, общественных деятелей, чиновников и т.д., которые поддерживают друг друга. Трудно говорить об этих «экосистемах» как об устойчивых коалициях. Но можно констатировать, что в 2014–2015 гг., в годы войны на Донбассе, резко мобилизовавшей, естественно, националистическое сознание, сложились по крайней мере две таких экосистемы[20].


Одна связана с деятелями военно-промышленного комплекса и интеллектуально представлена Изборским клубом, который возглавляет Александр Проханов. Клуб включает весьма многообразный круг авторов: это Виталий Аверьянов, идеолог своеобразной версии православного фундаментализма с евразийским оттенком, названной им самим «динамическим консерватизмом», Александр Дугин, наиболее известный российский фашистский идеолог, Сергей Глазьев, еще не так давно экономический советник президента, Леонид Ивашов, весьма альтернативно мыслящий генерал-конспиролог, Захар Прилепин, писатель и политик, митрополит Тихон (Шевкунов), в прошлом один из лидеров православного фундаментализма и все еще один из воображаемых преемников патриарха Кирилла, Олег Платонов, писатель и издатель, осужденный в 2020 году за антисемитизм, и многие другие. Политическим крылом этой экосистемы является маловлиятельная партия «Родина», все еще находящаяся под неформальным покровительством Дмитрия Рогозина, в 2018–2022 годах главы Роскосмоса, ранее вице-премьера, а еще ранее – основателя первой партии «Родина» и вообще активного, но осторожного участника националистического движения.

Эта экосистема характеризуется высокой лояльностью к властям, хотя исключения случались, особенно в период, когда стало ясно, что «Кремль сдает Новороссию», то есть ситуация на востоке Украины стабилизируется. В ней явно отдается приоритет государственному или «цивилизационному» национализму перед этническим[21]. Заметим здесь, что термин «цивилизационный национализм» не имеет строгого определения. В широком смысле он обозначает совокупность идей, которые рисуют Россию (или Россию вместе с ее сферой влияния) не просто как пространство, исторически связанное с Российской империей и СССР, но именно как особую «цивилизацию» (с неизбежными отсылками к старой теории Хантингтона), противостоящую экспансии «цивилизации» Запада[22].

К Изборскому клубу был близок Комитет 25 января, созданный в начале 2015 года главным героем донбасской войны Игорем Стрелковым. Комитет включал некоторых членов клуба, лидера «Другой России» Эдуарда Лимонова, кое-кого из национал-демократов (см. о них ниже) и других. Но Стрелков оказался абсолютно не приспособлен к политической деятельности, Комитет и его преемник, движение «Новороссия», простаивали, стремительно теряли поддержку – и так и не сыграли существенной политической роли.

Авторы круга Изборского клуба и в 2021 году были очень заметны, но уже гораздо менее интегрированы в государственную машину, чем в удачные для них военные 2014–2015 годы. Например, Глазьев был отправлен в отставку, Дугин изгнан из МГУ, даже епископ Тихон (Шевкунов) был отправлен из своего монастыря, примыкающего к кварталу ФСБ, с повышением до митрополита, но во Псков. «Родина» плохо выступала на выборах вплоть до сентября 2021 года включительно, что можно объяснить только недостатком поддержки сверху. В целом, непохоже, чтобы эта экосистема могла в скором будущем сыграть какую-то самостоятельную политическую роль.


Вторая легко выделяемая экосистема, лояльная к власти, но определенно имеющая собственную повестку, – это Русская православная церковь, точнее – ее руководство и связанные с ней общественные группы. У руководства РПЦ еще в начале 2000-х годов сформировался своеобразный вариант национализма. Он включал представления о «защите русского народа» и значительные элементы «цивилизационного национализма», но опирался на представление о нации как сообществе, сформировавшемся не вокруг государства или языка, а вокруг Церкви как основы русской/российской идентичности. При этом другие религиозные традиции, а с ними и этнические, могли включаться в роли своего рода младших братьев в эту «православную/русскую цивилизацию» (термины в разные годы использовались разные).

Думается, именно церковная идеология 2000-х годов во многом повлияла на государственную идеологическую платформу 2010-х, хотя государство лишь использовало РПЦ и не дало ему взамен никакого статуса «носителя идеологии»[23].

Со своей стороны, РПЦ не демонстрировала безусловной лояльности: официально она не осудила, но и не одобрила «возвращение Крыма», как ранее – признание независимости Абхазии и Южной Осетии и вмешательство на Донбассе. Но лояльность укреплялась, включая и эти спорные вопросы, а вместе с тем жестче становились отношение к оппозиции и даже националистические акценты[24].

РПЦ не стремилась создать свою политическую партию, хотя пару раз шла на сближение с уже существующими. Вместо этого Церковь предпочитала распространять свое политическое и идейное влияние как можно шире по политическому спектру. И эту функцию более или менее успешно выполняло «политическое крыло» Церкви – Всемирный русский народный собор (ВРНС).

Однако результат этой стратегии в целом не впечатляет. Понемногу стал разрушаться существовавший ранее в российской политике негативный консенсус, предполагавший, что нельзя критиковать РПЦ[25]. Оппозиционное движение уже не питает никакого пиетета к Церкви, да и вообще пиетет по отношению к ней несколько ослаб. Эту ситуацию предрешил патриарх Кирилл, когда в начале 2012 года не удержался на внеполитической позиции, поддержал власть против протестных митингов и позже этого отношения тоже не изменил[26].

Руководителем ВРНС в 2019 году стал известный «православный бизнесмен» Константин Малофеев, но существенных политических последствий это не имело. Малофеев руководит также боевитым телеканалом «Царьград» и монархическим движением «Двуглавый орел» (ныне – тоже «Царьград»).

Радикальный оппозиционный национализм

Теперь можно вернуться к тому, что в основном и считалось русским национализмом в течение 2000-х годов, – к оппозиционному ультраправому движению, как оно сложилось в начале века. В нем с середины 2000-х годов безусловно доминировали организации и группировки, актив которых (хотя и не обязательно сами лидеры) вышел из наци-скинхедской среды рубежа веков и из молодежных радикальных групп – наследников этой среды. Активисты этих организаций лишь в малой степени отступили от идеалов неонаци.

Тогда под русским национализмом понимали широкое движение, которое в значительной степени пренебрегло былыми разногласиями между националистами и сосредоточилось на одном пункте – на местной версии белого расизма. Здесь, бесспорно, на первое место ставили самый вульгарный этнонационализм, а любые имперские и прочие «цивилизационные» версии либо отбрасывались, либо оставались терпимыми как личные причуды, наравне с разногласиями по религиозным, например, поводам.

Это движение мыслило себя национал-популистским, по образцу появлявшихся тогда успешных национал-популистов Западной Европы, но в действительности оставалось очень радикальным. Многие активисты продолжали участвовать в уличном расистском насилии, которое в 2000-е годы было на максимальном подъеме[27]. Хотя большинство расистских нападений совершали «автономные неонаци», не входящие в политические ультраправые организации, критика этого насилия была для организаций невозможна: таков был их собственный актив.

В этом движении основной организацией было Движение против нелегальной иммиграции (ДПНИ) Александра Белова, выступавшее в окружении небольших групп национал-демократов либо открыто неонацистских групп и организаций. Постепенно некоторые крупные конкуренты ДПНИ были разрушены правоохранительными органами из-за большей приверженности к насилию, например, Национал-социалистическое общество и «Русский образ». Другие в 2011 году вступили в коалицию с ДПНИ – объединение «Русские».

Тут-то движение и достигло своего потолка: мобилизовать более широкую поддержку столь радикальному национализму не удавалось, и это ощущение бесперспективности стало разрушать движение. Проблемы резко усугубились в 2012 году при попытке вождей движения примкнуть к либеральным и левым протестам и затем в 2014 году – из-за раскола по «украинскому вопросу». Здесь важно понимать, что поддержавшие «русскую весну» группы все равно остались в оппозиции. Усилившиеся репрессии лишь ускорили кризис[28].

Далее движение стало стремительно деградировать. Это можно видеть, например, по численности участников главного ежегодного смотра сил националистов – Русского марша 4 ноября.

Численность участников Русских маршей по подсчетам Центра «Сова»

Мы видим, как с 2014 года идет почти неуклонное, повсеместное и стремительное падение численности. Можно было бы предположить, что активность националистов просто переместилась на другие даты, но это далеко не так. Мы, по возможности, собрали данные обо всех уличных политических акциях, в которых участвовало более двух десятков оппозиционных националистов. В этот список вошло и второе по популярности, после Русского марша, ежегодное событие – Русский Первомай, а также и те оппозиционные акции широкого состава, где присутствовали националисты.

Количество уличных акций, как собственно националистических, так и более широких по составу, с участием не менее двадцати оппозиционных националистов, по подсчетам Центра «Сова»

Этот график показывает гораздо более драматичное падение активности, чем предыдущий, если принять во внимание, что в начале десятилетия средняя численность учтенных акций была гораздо больше, чем в конце. Можно сказать, активность националистов в 2018–2019 годах осталась заметной лишь в Москве, да и то это было преимущественно участие в коалиционных мероприятиях с другими организациями, причем в роли слабого или очень слабого партнера. Небольшая активизация произошла в Москве в 2019 году и затронула она в основном те группы, которые выступали в поддержку «Новороссии»[29]. Но в 2020 году из-за карантина, практически исключившего уличные оппозиционные мероприятия, эффект этой активизации смазался, и теперь трудно сказать, было это намечающейся тенденцией или исключением.

Феномен национал-демократов

Если посмотреть на совсем измельчавшие группы этнонационалистов, выступающие против проекта «Новороссии», можно заметить, что они действуют в значительной степени в тени либеральной оппозиции. Даже риторически они сильно изменились – чуть ли не больше говорят теперь о попрании демократии и гражданских прав, чем о «врагах русского народа». Еще более это заметно, кстати, в группировках националистической эмиграции[30]. Такое ослабление политической идентичности у стремительно слабеющих групп само по себе не удивительно. Но в данном случае оно может опираться и на не столь давнюю традицию национал-демократического движения.

Национал-демократы, или просто нацдемы, появились как самостоятельный феномен в 2000-е годы. Они, даже если происходили из неонацистских групп и выражали вполне расистские взгляды, не выступали с радикальными дискриминационными предложениями и не призывали к насилию, хотя чаще всего у них не хватало духу его прямо осуждать. Как и их более радикальные союзники, они выступали за превращение России в национальное государство, а не в империю. Также они полагали очень важной демократию; правда, права меньшинств ими даже не обсуждались.

Этот феномен привлекал большое внимание исследователей[31], но он никогда не был большим по масштабу: каждая из нацдемских организаций была способна вывести лишь десятки человек, и организации эти можно было пересчитать на пальцах одной руки. Пик их успеха был достигнут в 2011 году во время организованной ими кампании «Хватит кормить Кавказ!», и с тех пор успех уже не был повторен.

Алексей Навальный, который во второй половине нулевых выступал именно как нацдем, уже в 2012 году стремительно отодвинул всю националистическую повестку на второй план[32] и более ее на первый план не возвращает. Фактически возглавляемое им в начале 2020-х годов оппозиционное движение, очевидно, включает и людей националистических взглядов, но само по себе ни в коей мере не может быть названо националистическим: оно просто почти не касается этих тем.

Раскол и кризис 2014 года в националистическом движении для небольших групп нацдемов оказался фатальным: за пару лет они практически сошли со сцены, включая самую известную – Национально-демократическую партию покойного ныне Константина Крылова. Но сама идея создания подобных организаций не умерла до сих пор, хотя по-прежнему не приносит никакого успеха в политической мобилизации; пример – «Общество.Будущее» Романа Юнемана.

Впрочем, в последние годы, после полного провала заявленной Вячеславом Мальцевым революции «5.11.17»[33], ничто не приносит успеха националистам. Важным результатом этого упадка стало то, что не просто ослабли или исчезли их организации, но была сильно разрушена сама созданная ими среда, в которой могли бы происходить конструктивные внутренние процессы и зарождаться новые группы. Что осталось и даже скорее подрастает – это сеть интеллектуальных кружков[34]. Возможно, это поможет в будущем создать новую политическую среду националистов, но возможно, и нет.

Пока же националистические течения скорее могут тихо вызревать внутри протестного движения. Если такие течения когда-нибудь оформятся, это сделает их, по причине безусловного доминирования либеральных настроений среди протестующих, вольными или невольными преемниками нацдемов.

Заключение

Таким образом, в начало двадцатых годов Россия вошла почти без политически организованного русского национализма. Он продолжает существовать как потенция во всем спектре от государственной пропаганды до «внесистемной» оппозиции, так что при «возвращении политики» огромная доля граждан, настроенных антизападно и/или этноксенофобно, должна была бы получить свое политическое и идеологическое представительство. Но столь масштабное

«возвращение политики» пока не просматривается.
  1. ↑ Верховский Александр, Прибыловский Владимир. Национал-патриотические организации в России. История, идеология, экстремистские тенденции. М.: Институт экспериментальной социологии, 1996. С. 28–104 (https://www.sova-center.ru/files/books/pano-nat-patr-1996.pdf).
  2. ↑ Верховский А. Идейная эволюция русского национализма: 1990-е и 2000-е годы // Верхи и низы русского национализма. М.: Центр «Сова», 2007. С. 6–32 (https://www.sova-center.ru/files/books/vn07-text.pdf).
  3. ↑ Альперович Вера. Идеологические баталии русских националистов на украинских фронтах // Россия – не Украина. Современные акценты русского национализма. М.: Центр «Сова», 2014. С. 292–305 (https://www.sova-center.ru/files/books/ru14-text.pdf).
  4. ↑ Верховский А. Национал-радикалы от президентства Медведева до войны в Донбассе // Контрапункт. 2015. №2 (https://www.sova-center.ru/racism-xenophobia/publications/2015/12/d33570/).
  5. ↑ Верховский А. Современное дискурсивное противостояние русских националистов и федеральных властей // Вестник общественного мнения. 2011. №4 (110). С. 5–18 (https://www.sova-center.ru/racism-xenophobia/publications/2012/05/d24493/).
  6. ↑ Паин Эмиль. Ксенофобия и национализм в эпоху российского безвременья // Pro et Contra. 2014. № 1-2 (62). С. 34–53.
  7. ↑ Блаккисруд Хельге. Размывание границ между гражданским и этническим // Контрапункт. 2015. №2.
  8. ↑ Манифест // Партия «Справедливая Россия – Патриоты – за Правду». Сайт. 2021. 28 января (https://spravedlivo.ru/10981210).
  9. ↑ Verkhovsky Alexander. The Russian nationalist movement at low ebb // Russia Before and After Crimea. Nationalism and Identity, 2010-17. Edinburgh: Edinburgh University Press, 2018. P. 142–162.
  10. ↑ Расшифровка этой аббревиатуры – South East Radical Block, восходящая к украинскому прошлому группы, никогда не используется.
  11. ↑ Об официальных позициях КПРФ того времени можно судить по: Михайловская Екатерина. Федеральное Собрание: российский парламент как модель общественного сознания // Национализм и ксенофобия в Российском обществе. М.: ООО «Панорама», 1998. С. 104–167 (https://www.sova-center.ru/files/books/pano-natio-xeno-1998.pdf); Она же. Апофатическая геополитика Зюганова: вокруг нуля // Политическая ксенофобия. Радикальные группы, представления лидеров, роль Церкви. М.: ООО «Панорама», 1999. С. 134–142 (https://www.sova-center.ru/files/books/pano-polit-xeno-1999.pdf).
  12. ↑ Колесников Андрей. Иоанн Богослов и Кощеево царство // Известия. 2003. 1 сентября (https://web.archive.org/web/20030924104245/http://www.izvestia.ru/comments/37816_print).
  13. ↑ Альперович В. Красно-коричневый – хит сезона. Публичная активность ультраправых групп. Зима-весна 2018–2019 годов // Центр «Сова». 2019. 9 июля (https://www.sova-center.ru/racism-xenophobia/publications/2019/07/d41236/).
  14. ↑ Аббревиатура явно отсылает к сформировавшей в 1990-е годы вокруг КПРФ широкой коалиции с аббревиатурой НПСР, давно не существующей.
  15. ↑ Альперович В. Замены и вялая перепасовка на ультраправом фланге: Движение русских националистов зимой-весной 2018 года // Центр «Сова». 2018. 25 июля (https://www.sova-center.ru/racism-xenophobia/publications/2018/07/d39735/).
  16. ↑ «Давайте выполним завет святого князя Александра Невского и восстановим разорванную прозападными либералами связь времён и поколений – водрузим памятник Ф.Э. Дзержинскому на Лубянской площади», – так «Лад» отреагировал на опрос, кому из этих двоих деятелей ставить памятник: «Голосуйте за Ф.Э. Дзержинского!». Цит. по: Обращение ВСД «Русский Лад» // КПРФ. Сайт. 2021. 25 февраля (https://kprf.ru/rusk/200738.html).
  17. ↑ Зюганов Геннадий. Русский стержень Державы // КПРФ. Сайт. 2020. 14 мая (https://kprf.ru/party-live/cknews/194458.html).
  18. ↑ «Граждане СССР» – совокупность людей, отрицающих исчезновение СССР и легитимность Российской Федерации. См. о них: Ахметьев Михаил. Граждане без СССР. Сообщества «советских граждан» в современной России. М.: Центр «Сова», 2022.
  19. ↑ Применять в данном случае этот термин предложила Марлен Ларуэль.
  20. ↑ Сама Ларуэль выделяет четыре «экосистемы», но мы здесь будем говорить подробно только о двух. См.: Laruelle M. Is Nationalism a Force for Change in Russia? // Daedalus. Spring 2017. Vol. 146, Issue 2. P. 89–100.
  21. ↑ Подробнее см.: Laruelle M. Russian nationalism. Imaginaries, doctrines, and political battlefields. L. and NY: Routledge, 2019. P. 134–151.
  22. ↑ Паин Э. Россия между империей и нацией // Pro et Contra. 2007. № 3.
  23. ↑ Верховский А. Национализм руководства Русской православной церкви в первом десятилетии XXI в. // Православная церковь при новом патриархе. Под ред. А. Малашенко и С. Филатова; Моск. Центр Карнеги. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012. С. 141–169.
  24. ↑ Десницкий Андрей. Русская православная церковь и национализм // Контрапункт. 2015. №2.
  25. ↑ Papkova Irina. The Orthodox Church and Russian Politics. Washington DC and Oxford: Woodrow Wilson Center Press and Oxford University Press, 2011.
  26. ↑ Эггерт Константин. Бог в конституции не поможет РПЦ // Немецкая волна. 2020. 4 февраля (https://www.dw.com/ru/комментарий-бог-в-конституции-не-поможет-рпц/a-52253940).
  27. ↑ Подробнее см.: Верховский А. Динамика насилия в русском национализме // Россия – не Украина: современные акценты национализма. М.: Центр «Сова», 2014. С. 32–61 (https://www.sova-center.ru/racism-xenophobia/publications/2019/12/d41899/).
  28. ↑ Verkhovsky A. The Russian nationalist movement at low ebb…
  29. ↑ Альперович В. Националисты оттолкнулись от дна? Публичная активность ультраправых групп. Лето-осень 2019 года // Центр «Сова». 2010. 28 декабря (https://www.sova-center.ru/racism-xenophobia/publications/2019/12/d41899/).
  30. ↑ Юдина Наталия. Диаспора русских националистов: российские ультраправые заграницей в посткрымский период // Форум новейшей восточноевропейской истории и культуры. 2021. N 1–2 (https://www.sova-center.ru/racism-xenophobia/publications/2021/10/d45137/).
  31. ↑ Laruelle M. Alexei Navalny and challenges in reconciling “nationalism” and “liberalism” // Post-Soviet Affairs, №30:4, P. 276–297.
  32. ↑ Паин Э. Современный русский национализм в зеркале рунета // Россия – не Украина: современные акценты национализма. М.: Центр «Сова», 2014. С. 8–31.
  33. ↑ Альперович В. Это фиаско, господа. Движение русских националистов летом-осенью 2017 года // Центр «Сова». 2017. 26 декабря (https://www.sova-center.ru/racism-xenophobia/publications/2017/12/d38558/).
  34. ↑ Типа дискуссионного клуба «Достоевский», см. его аккаунт во «ВКонтакте».
Источник — «https://ref-book.sova-center.ru/index.php?title=Русский_национализм_на_пороге_третьего_десятилетия_XXI_века&oldid=3280»